5.2. Примат информации

Информация все больше и больше начинает восприниматься как отличительный признак современного общества, однако сре­ди аналитиков нет единого мнения относительно того, что несет с собой революционизирующее действие информационной техно­логии. Но какими бы противоречивыми ни были точки зрения, все сходятся в одном: информация сегодня играет решающую роль.

Понятие информационного общества стало весьма популярным словосочетанием в широких кругах, а концепции информационного общества нашли отражение под тем или иным названием в вели­ком множестве теоретических работ на стыке таких дисциплин, как социология, философия, экономика, коммуникативистика и др.

В рамках идеологии информационного общества обозначились различные направления и тенденции, концентрирующие внима­ние на различных сторонах существующих в обществе отношений по поводу информации и технико-технологических средств ее пе­редачи, хранения и переработки, рассматривающие различные со­циальные перспективы в качестве возможных, желательных или негативных.

Адекватность теоретических концепций, имеющих отношение к складывающейся коммуникационной обстановке в современных об­ществах, как отмечает Денис Маккуэйл, небесспорна¹. Все подоб­ные теории существуют в ограниченных временных рамках, каждая имеет свои недостатки, а некоторые их формулировки попросту ус­тарели. Массовая коммуникация расширяется и меняется вместе с обществом. По своим основным чертам общество, в которое мы всту­паем, напоминает «постиндустриальное общество», описанное Беллом². И его образ корнями уходит в долгую традицию социологичес­кой мысли по поводу тех этапов, которые общества проходят по мере изменения основного способа производства (особенно переход от сельскохозяйственного к промышленному).

По сути, информационное (или постиндустриальное) обще­ство — это общество, в котором информация — самый ценный ресурс, ведущее средство производства, а также главный продукт, таким образом ее главенство в социальном и экономическом плане неоспоримо. Большую часть рабочей силы в нем должны состав­лять информационные работники. В самом общем смысле к кате­гории информационных работников можно отнести тех, кто за­нимается производством, обработкой и распространением инфор­мации, а также производством информационной технологии. Во всех развитых странах этот сектор экономики растет наиболее быстрыми темпами. Начиная с середины 1980-х годов в рабочей силе США преобладают (более 50%) информационные работники.

Как пишет Фрэнк Уэбстер, «в стремлении осознать смысл пе­ремен в информации авторам теорий зачастую не удается устано­вить, каким образом информация заняла сегодня центральное место в обществе, настолько важное, что даже стала фактором создания общества нового типа...

Мы можем выделить пять типов определений информацион­ного общества, и все они связаны с параметрами идентификации новизны. Вот они:

♦ технологическое;

♦ экономическое;

♦ связанное со сферой занятости;

♦ пространственное;

♦ культурное.

При этом они не обязательно взаимоисключающие, хотя тео­ретики выводят на первый план то или иное определение в соот­ветствии со своими представлениями».

По мнению Маккуэйла, концепции информационного обще­ства расходятся с рядом существующих теорий, утверждая, что революционный потенциал заложен не в содержании сообщения, а в средстве его производства и последующего манипулирования, что сказывается на характере труда, использовании времени, от­ношений с властью и системы стратификации и ценностей в об­ществе³.

Как уже говорилось, новые коммуникационные технологии и новые медиа меняют сложившуюся модель массовой коммуни­кации — одностороннюю передачу на большую аудиторию или в направлении из центра на периферию. Уже ясно, что происходя­щие изменения сказываются на характере связей между медиа и об­ществом, хотя «старые» медиа еще доминируют, а «новые» (на­пример, спутниковое ТВ и Интернет) в основном подстраиваются под существующие институционные формы. Это явление получи­ло название «неотехнологического детерминизма».

Хотя фундаментальные вопросы, затрагивающие борьбу за власть и проблемы интеграции, остаются в информационных об­ществах центральными, вполне вероятно, что ряд ключевых ас­пектов взаимоотношений медиа и общества придется пересмот­реть в свете происходящих изменений, в частности, в связи с ро­стом личной независимости получателя информации относительно ее отправителя, коим являются медиа; изменением приоритетности функций масс-медиа (больше информации и самообразова­ния); размыванием границ между масс-медиа (обозначенных как институт досуга) и коммуникацией в других сферах, например работы, образования и межличностных отношений.

Концепции информационного общества подробно рассмотре­ны в многочисленных научных трактатах, монографиях, статьях, докладах и пр. и обрели как многочисленных приверженцев, так и серьезных критиков.

Одним из активных пропагандистов теории постиндустриаль­ного общества стал профессор социологии Колумбийского и Гар­вардского университетов Дэниел Белл. В созданной под его руко­водством футурологической лаборатории была намечена основная идейная траектория для изучения перспектив развития всех сто­рон технического прогресса и информационной революции⁴.

В работе комиссии, возглавляемой Беллом, участвовал извест­ный футуролог директор Гудзоновского института Герман Кан. В его докладе (написанном в соавторстве с Энтони Винером) прогно­зируется глобальное распространение «ощущаемого искусства», ориентированного не на идейно-интеллектуальную содержатель­ность, а на спонтанно-чувственное отношение индивидов к окру­жающей их среде. Вместо идеи Маклюэна относительно грядущей «глобальной деревни» они выдвигают свое предвидение «глобального метрополиса», так как считают, что понятие деревни пред­полагает тесные родственные, соседские, общественные узы и единство морально-духовных идеалов, а понятие метрополиса до­пускает сочетание полной индивидуальной свободы с единством только в русле товарных интересов и обменов.

Прогнозируемая «мозаичная культура» получает глобальное рас­пространение не только благодаря средствам массовой информа­ции, но и потому, что ее базисом становятся транснациональные корпорации «постиндустриального общества», которым в будущем отводится роль «главной движущей силы мировой экономики и Мировой культуры и общества»⁵.

Подобно Беллу и Кану, американский политолог Збигнев Бжезинский также предсказывал усиление влияния новейшей ком­муникационной техники на все сферы развития общества в «технотронную» эпоху. «Постиндустриальное общество, — писал он, — становится технотронным — обществом, которое в культурном психологическом, социальном и экономическом отношениях фор­мируется под воздействием техники и электроники, особенно раз­витой в области компьютеров и коммуникаций»⁶.

Если раньше массы людей объединялись с помощью полити­ческих партий и профсоюзов, имевших свои идеологические про­граммы, утверждавшиеся с помощью печати, то в «технотронном обществе» эта функция переходит в основном к аудиовизуальным средствам массовой информации, а не к газетам, которые издавна были связаны с устаревающими традициями выражения нацио­нальных чувств на национальных языках. Телекоммуникации же в нарушении этих традиций «заменяют язык образностью, являю­щейся скорее интернациональной, нежели национальной», так как она знакомит с жизнью разных стран и тем самым предопределяет «космополитическое, хотя высшей степени импрессионистичес­кое, вовлечение в глобальные дела»⁷.

Подобно Маклюэну, Бжезинский высказывает предположение, что коммуникационно-телевизионное единство образует нечто вроде глобальной нервной системы, и отмечает, что такая систе­ма, основанная на чувственном отношении к миру, влечет за со­бой не столько рациональное понимание реальности, сколько ощущение ее изменчивости и неопределенности.

Технотронная революция носит не локально-территориальный, а пространственно-временной характер, охватывая весь мир по­средством новейших средств аудиовизуальной связи и распростра­няя повсюду единые стили одежды, поведения, сходство в орга­низации быта и досуга, возникающее благодаря глобальной эска­лации модных товаров массовой культуры.

Сравнение концепций Белла, Кана и Бжезинского показыва­ет, что всех их в той или иной степени и форме объединяет при­знание растущей роли средств массовой информации в судьбах культуры и общества, но между ними есть и различия. Белл боль­ше других озабочен будущим традиций духовной культуры. Кан переносит акцент на «ощущаемое общество» и досуговую «моза­ичную культуру», а Бжезинский — на «технотронную эру», подчеркивая решающее глобальное значение электронно-технической базы информационных связей, видоизменяющих мир⁸.

В методологическом плане наиболее увлекательной и полеми­ческой является теория известного социолога-публициста Элвина Тоффлера, изложенная в книге «Третья волна». В истории цивили­зации он выделяет три «волны»: аграрную (до XVIII в.), индустри­альную (до 1955 г.) и пост- или супериндустриальную. "Третья волна" не просто ускоряет информационные потоки, она транс­формирует глубинную структуру информации, от которой зависят наши ежедневные действия»⁹. Тоффлер одним из первых подметил произошедшие за последнее время коренные изменения в культу­ре общества. Нарастающая сила потока информационного обмена между людьми породила новый тип культуры, в которой все под­чинено необходимости классификации, унификации с целью наи­большей компрессии и повышения эффективности при передаче от человека к человеку, будь то напрямую или через средства мас­совой информации.

«Вместо получения пространных, соотносящихся друг с дру­гом "полос" идей, собранных и систематизированных, нас все больше пичкают короткими модульными вспышками информа­ции — рекламой, командами, теориями, обрывками новостей, какими-то обрезанными, усеченными кусочками, не укладываю­щимися в наши прежние ментальные ячейки. Новый образный ряд не поддается классификации, отчасти из-за того, что выпада­ет из наших старых концептуальных категорий, но еще и потому, что подается в странной, скоротечной, бессвязной форме. ...Люди Третьей волны ... чувствуют себя неплохо под бомбардировкой блицев: полутораминутный клип с новостями, полуминутный рек­ламный ролик, фрагмент песни или стихотворения, заголовок, мультик, коллаж, кусочек новостей, компьютерная графика. Будучи ненасытными читателями дешевых книг и специальных жур­налов, они залпом глотают огромное количество информации. Но они также внимательно следят за тем, как в новых концепциях и метафорах собираются и организуются в некое целое эти кусочки информации. Вместо попытки втиснуть новые модульные данные в стандартные структуры и категории Второй волны, они учатся создавать свои собственные "полосы" идей из того разорванного материала, который обрушивают на низ новые средства информации»¹⁰.

Другими словами, чтобы максимально ускорить и упростить передачу информации между людьми и повысить ее «усвояемость» она стандартизируется и классифицируется. На самом деле блип-культура не является в полном смысле культурой, а служит ис­ключительно средством передачи и приема какой-либо информа­ции, традиционно относимой к сфере культуры.

Видоизменяя идеи Маклюэна о «глобальной деревне» и Кана о «глобальном городе», или «метрополисе», Тоффлер прогнозирует «электронные коттеджи» как основные структурные ячейки буду­щей новой цивилизации. Живя в этих коттеджах и разделяя между собой обязанности, родители и дети будут разумно управлять кноп­ками компьютерной техники, не создавая вещи руками, а управ­ляя автоматизированными процессами их производства и заменяя промышленные действия манипулятивно-информационными.

Говоря о создании новой мифологии информационного обще­ства, можно привести высказывание Фреда Фейеса и Джеймса Швоча о том, что каждая историческая эпоха имеет свои мечты и свои мифы. Христианство было идеологическим мифом для Сред­невековья, индустриализм — для XIX в., консьюмеризм — для «второй волны» XX столетия, а теперь наступила пора для мифов, прославляющих «информационное общество». Эти мифы зиждутся «на Святой Троице, состоящей из спутников связи, кабельного телевидения и персональных компьютеров: спутник — это возвы­шающийся над нами Отец, кабельная система — Сын, прохажи­вающийся или циркулирующий среди нас, а персональный ком­пьютер — Святой Дух, находящийся с нами во все моменты на­шей жизни. Эта Троица питает нас своим Евангелием — провидением веры в информационный век и сулит большое воз­награждение в будущем для тех, кто истинно веровал»¹¹.

Вывод о том, что технологические инновации вызывают соци­альные изменения, был бы слишком тривиальным, а логика за­мечательно прямолинейной¹². Технологический детерминизм, в са­мом начале увязанный с концепциями информационного общества и который долгое время доминировал в дискуссиях на тему информации, сейчас практически не упоминается в научных ис­следованиях.